Hellsing

Автор: Алукард
Бета: -
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Андерсон\Алукард
Жанр: ангст
Отказ: Хирано Кота
Фэндом: Хеллсинг
Аннотация: Гет? Или слэш?
Комментарии: С Днем Рождения, Андерсон. Это - тебе мой подарок, ватиканский ты... боец. От всей души и с любовью. Не болей... часто.
Предупреждения: гет и слэшем погоняет.
Статус: Закончен, но продолжение предполагается.
Выложен: День Рождения Андерсона

На улице не было ни души. Светила ярко полная луна, заливая дорогу мертвенным сиянием, и над одиноким фонарем кружились мотыльки. Теплая летняя ночь, в которую хочется то ли встать на колени и молиться, то ли отправиться под балкон современной Джульетты и петь ей серенаду. Темное, почти черное небо, озаряемое лишь лучами луны, казалось бесконечным.
"Господи, чудны дела твои. Как ты позволяешь топтать твою землю этим чудовищам? Еретики много хуже, они животные, непонимающие, не принявшие твоего света и проклявшие сами себя, они сделали свой выбор. Но вампиры!.. Оборотни! Сотворенные руками поправших твое Деяние, они не могут быть их детьми - ибо лишь ты наш Творец. Но эти монстры, эти...
Он."
Александр Андерсон шел по дороге, как обычно слегка сутулясь и глядя перед собой тяжелым мрачным взглядом. У него сегодня был День Рождения - времени перевалило за полночь, так что праздник, можно сказать, уже наступил. И начался он именно с этого - полная луна, какая-то красная, как в Турции, только больше отдающая в кровь. Навевающая мысли о Высшем вампире, твари, которую Александр снова не смог уничтожить. Хотя, казалось бы, сегодня...
Священник резко одернул себя: еще не хватало роптать на то, что в День Рождения все должно, просто обязано получаться!
Хотя, разумеется, он вспомнил об этом, когда Алукард повалял его в пыли. Само собой, презренный вампир лишился всех конечностей и был пригвожден лбом к стене... вот только в любом случае схватка который раз закончилась ничем. Протестантский пес снова вышел сухим из воды. Хотя ему давно полагалось бы умереть.
Что будет потом, Александр понятия не имел.
Так вот с этого и начался День Рождения. Схватка, ругань, да это было даже весело. Как всегда. Но - очередная неудача. Кровавая луна. Одинокий фонарь. Под фонарем девочка. Маленькая. Лет двеннадцати-четырнадцати. Одетая в длинный черный плащ, застегнутый на все пуговицы, на голове черная шляпка.
"Бог мой, да ведь почти час ночи. Что эта малютка делает здесь в такое время? Торгует своим телом? Или просто потерялась?"
Андерсон прошел несколько метров и остановился. Девочка молча стояла за спиной у паладина, не отходя от фонаря.
"Она не похожа на проститутку. Слишком чопорно одета."
- Скажи, дитя мое, что случилось? Почему ты одна, в такой час, на пустынной улице?
Священник обернулся и заговорил тихим участливым голосом, стараясь не испугать ребенка. Малышка подняла на него темные, непонятного цвета глаза. Андерсон вздрогнул от того неземного спокойствия, которое светилось в них... всего секунду. А затем жестоко корил себя, за то, что посчитал девчонку чересчур спокойной для потерявшейся: на ресницах малышки заблестели давно сдерживаемые слезы.
- Мои родители... Их... их... они... - у девочки оказался неожиданно взрослый голос, по нему ей можно было дать около шестнадцати. - Пропали... я не знаю... куда... кто...
Голос сорвался. Она закусила губу, пряча глаза.
- Пойдем со мной.
Андерсон подошел ближе, молясь про себя, чтобы ребенок не испугался. Но слава Богу: девочка доверчиво потянулась к нему. Священник мимоходом обратил внимание на то, что у нее очень длинные черные волосы, подстриженные ровной линией. Черты лица тонкие, как у куклы, не очень красивой, но выполненной с любовью и старанием: длинный нос, тонкие губы, большие глаза с длинными ресницами. Кожа бледная, да и сама девочка казалась какой-то недокормленной. Что-то пробурчав про себя относительно родителей, оставляющих детей ночью на улице (вслух не решился, боясь обидеть девочку), паладин взял ее узкую маленькую ладошку в свою.
- Как тебя зовут, дитя мое? - ласково поинтересовался он.
- Раду, - был ответ. - Раду Бьют.
- Странное имя, - осторожно отметил святой отец.
- Мой папа англичанин, а мама из Румынии… - пожала плечами Раду. Потом, словно бы спохватившись, зашмыгала носом, готовясь заплакать. Предотвращая сей инцидент, паладин улыбнулся и быстро проговорил:
- Не расстраивайся. Сейчас я отведу тебя в церковь. Там есть другие дети. Ты познакомишься с ними завтра, а сейчас ляжешь спать. Потом мы найдем твоих родителей...
- Я не хочу их искать! - внезапно отрезала девчонка, и вдруг с силой сжала пальцы Андерсона. Он не подозревал в хрупком создании наличие такой силы... - Не хочу!
- Но... - падре обескуражено воззрился на девочку непонимающими изумрудными глазами. - Почему?..
- Они меня бросили, - ответила Раду. На ресницах снова заблестели слезы. - Я боюсь, что папа снова будет бить меня, а мама не сможет меня защитить...
- Тише, тише, дитя мое, тише, все хорошо... - Андерсон про себя перебирал варианты развития событий, а сильная рука мужчины уже обнимала узкие плечи Раду. Ему показалось, будто девочка прерывисто вздохнула. Священник не допускал даже мысли о том, чтобы силой отправить ее к родителям, но проверить не помешает - на примере Максвелла он знал, что дети часто врут. Особенно в таком возрасте. - Завтра мы все решим, обещаю тебе.
Раду Бьют слабо улыбнулась, показав безупречные белые и судя по всему острые зубки. Андерсон улыбнулся в ответ...
- успокоилась?
Она кивнула черноволосой головой.
- Ну вот и славно. Красивая у тебя шляпка.
- Спасибо.
До приюта было совсем недалеко. Там его ждал заслуженный отдых, но сначала - молитва. Просьба, всего одна - дать сил. Пусть хотя бы не победить. Только вытерпеть все это. Бог еще никогда не отказывал ему в этой просьбе. Но сначала надо устроить девчонку.
Наконец они оказались у крыльца и мужчина открыл дверь, пропуская вперед Раду. Она вошла - осторожно, будто когда-то давно была в церкви. Хотя часовня располагалась рядом, девочка все равно вела себя так, словно входила в Храм Божий. Это понравилось паладину.
- Не бойся, проходи, - ободрил он гостью и прикрыл дверь - все равно его ждал разговор с богом, а значит, незачем было и запирать. - Сегодня переночуешь в моей комнате, а потом я переведу тебя к детям... - он поймал себя на том, что говорит так, словно девочка уже поселилась в приюте. Паладин нахмурился, но, поймав на себе пристальный взгляд странных глаз Раду, снова заставил себя благожелательно улыбнуться. На его улыбку девочка в этот раз не ответила. Она отвернулась...
Священник провел ее к себе - обстановка была не самой располагающей. Узкая длинная кровать с жестким матрасом, маленький телевизор на столике, над ним несколько детских рисунков. На большинстве - сам падре: с большими руками и ногами, кособокий, но явно нарисованный с любовью детской рукой. На одном - страшное чудовище, вампир с жуткими клыками и треугольными зубами, перечеркнутый крест-накрест. В сердце вампира торчал кол с импровизированной крестообразной рукоятью. Взгляд Раду остановился на этом рисунке и губы тронула невеселая улыбка. Она села на кровать, затем легла, не раздеваясь, только сняв ботинки со шнурками.
- Ты будешь спать так?
Она кивнула.
- Я боюсь спать одна. И... у Вас тут... как в гробу. Так что возвращайтесь.
Последняя фраза прозвучала странно. Андерсон не обиделся, он только подивился про себя детской непосредственности. И вышел из комнаты... постоял несколько секунд, закрыв дверь. Из-за стены не доносилось ни звука. Паладин направился в часовню.
Во дворе было прохладно, начался легкий ветерок. Он приятно холодил влажную кожу - до этого весь день царила жара, да и отойти от последней схватки Андерсон сразу не успел...
"Зачем эти протестанты приехали сюда, в Италию?" - размышлял он по дороге. - Что монстру и его Хозяину могло понадобиться здесь. Учитывая, что Алукарда я встретил на улице случайно... Если только он не... если только он не хотел сам, чтобы я встретил его."
Мысли эти не добавляли праздничного настроения. Александр тихо вошел в храм, аккуратно прикрыв дверь, и начал молиться.
"Господи, прости мне мою слабость, и ниспошли силу и впредь карать Твоих врагов, быть Твоим мечом, нести с Тобой Твой крест, не выпуская из руки клинка, защищать слабых и невинных от адских тварей, попирать стопами еретиков и иноверцев, ведающих и не ведающих, какую крамолу творят. Ибо для всех един Закон Бога и Церкви. Помоги уничтожить проклятых протестантов, ежедневно, еженощно, ежечасно порочащих Твое пресветлое Имя. Помоги мне, Господи. Ибо я жажду превыше всего очистить этот мир от скверны..."
Падре молился - всем сердцем взывая к Богу, со всей жаждой, искренностью и порывистостью, отпущенными ему Господом. Зеленые глаза постепенно загорались фанатичным безумным огнем, руки неистово творили крестное знамение. Он стоял на коленях, лицом к большому распятию над алтарем.
Если бы он обернулся, то увидел бы тень возле двери, ведущей в часовню. Эта тень наблюдала за ним, и в темноте нельзя было рассмотреть лицо, на котором светились алые, как кровь или церковное вино, глаза.
Когда священник вернулся в комнату, было уже около трех часов ночи...
- Ты все еще не спишь? - удивлению святого отца не было предела. Раду сидела на кровати по подбородок закутанная в тонкую простынь, служившую падре одеялом.
- Скажите, вы носите вериги? - вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Андерсон не сразу понял в чем его суть. А когда понял, брови священника удивленно поползли вверх...
- Я... нет...
- Понятно.
Раду кивнула и посмотрела на паладина не по-детски проницательными темными глазами. Она молчала. У Андерсона невольно родился вопрос: откуда девочке ее возраста известно, что такое вериги?..
- Почему ты до сих пор не спишь? - повторил Александр, проводя рукой по собственным слегка взлохмаченным золотым волосам.
- Не хочется. Я же сказала, здесь одиноко и тоскливо. Вам тоже тут одиноко.
Падре не стал опровергать решительное высказывание юной леди, он просто сел рядом с ней и положил руки себе на колени. Внимательно глядя на девочку.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что Вы высокий и сутулитесь, потому что у Вас много детских рисунков, потому что Вы священник, потому что я нашла у Вас это.
Она показала ему бутылку кагора, спрятанную под одеяло. При этом ткань сползла, обнажив узкие плечи.
если святой отец что-нибудь смыслил в людях, у девчонки начисто отсутствовали понятия о логике. Он не видел в последних фразах оправдания ее предыдущему высказыванию относительно его одиночества, но спорить не стал. Кагор Андерсон мягко взял из тонких ручек.
- А ты, значит, любопытная? Ищешь, что у кого где лежит?..
И снова ответ прозвучал совершенно неожиданно.
- Ищу, вы правы... иногда беру, чтобы потом не возвращать.
- Почему сейчас вернула?
- Не тот случай. Может потом еще возьму, что-нибудь другое.
- Воровать грешно.
- А я не ворую.
- Ты так считаешь?
- Да. Я беру без спроса. Разница очевидна - воруют обычно втихаря.
Разговор себя временно исчерпал. Раду помолчала, потом спросила:
- Вы будете со мной спать? Мне страшно одной.
- Конечно, буду, - Андерсон улыбнулся и начал раздеваться. Ему было не по себе: Раду Бьют рассматривала его так, словно...
- Почему ты так смотришь?.. - не выдержал паладин, оставшийся в одних брюках.
- Я никогда раньше не видела, - последовал ответ. Раду не отрывала от него алчного взора.
- Не.. не видела обнаженных по пояс мужчин?
- Не видела Вас обнаженным по пояс.
Он хотел было сказать, что они вообще раньше не встречались, но промолчал. Благоразумно не снимая брюк, мужчина разулся и лег на кровать.
- Нам будет тесно, - предупредил он.
И удостоился непосредственной до дрожи улыбки:
- Ничего страшного. Вы мне не мешаете.
Ощутив рядом хрупкое тело, падре вздрогнул - таким оно было холодным. Спустя пару минут он услышал ровное дыхание. Раду прильнула к нему, и удивительно - уснула на плече, сразу, хотя до этого ждала около двух часов и не выглядела чересчур сонной. В душе священника проснулось умиление, которое он обычно испытывал, общаясь с детьми. Бутылка кагора стояла рядом. Александр усмехнулся и тихо шепнул сам себе:
- С Днем Рождения.
Он поднял сосуд с пола, осторожно, чтобы не разбудить девочку, открыл его и отпил из горлышка. Несколько кровавого цвета капелек упали на простыню... алкоголь проник в кровь странно быстро, ударил в голову и затуманил мысли. Андерсон удивился, поднес бутыль к губам и ощутил сначала холод стекла, а затем - терпкую влагу, льющуюся в горло. На губах возникла блаженная улыбка.
- Кровь Господня... - прошептал мужчина и хотел было поставить кагор на пол, решив, что выпил достаточно. Однако вдруг Раду шевельнулась рядом и он замер... а затем, когда Александр уже собирался довершить движение, девочка резко подалась вверх, ее лицо оказалось на мгновение близко, и губы впились в его рот глубоким жадным поцелуем, а бутылка в его руке опрокинулась, заливая их обоих вином. Поцелуй длился считанные мгновения, ее горячий язык проник в него, лаская губы и небо, переплетаясь с его собственным языком, узкие руки сжали его широкие сильные плечи мертвой хваткой, когда же падре попытался отстранить девчонку, он с ужасом обнаружил, что перед глазами все плывет, а тело не слушается, она же была совсем рядом, залитая кагором, как кровью, молчащая и бледная, светящаяся неземным светом. И в глазах ее ему померещился красный закатный отблеск - отражение последнего заката...
- Вампир... - простонал святой отец, ощущая, как легкое тело Раду нырнуло куда-то вниз, как сжали его бедра ее цепкие пальцы, стягивая брюки, вызывая кипение крови, как он пытался приподняться на локтях, но бессильно падал на подушку.
Маленький рот девочки взял его член, насколько это оказалось для нее возможным. Горячая слюна обволакивала чувствительную плоть, ловкий гибкий язычок скользил по члену вверх-вниз, Андерсон даже засомневался на нетрезвую голову - а точно ли она не шалава... потом понял, что проститутка-вампир - нет, это уж слишком... Раду улыбалась глазами, отбросив простыню - и только сейчас он увидел, что она обнажена. По-птичьи легкое в кости, слабое, и в то же время такое сильное тело, плащ и шляпка лежат на стуле аккуратно сложенными, черные волосы разметались по спине, челка закрывает высокий лоб и глаза, но не может скрыть светящиеся угли радужки. Узкое лицо... расплывается пятном, и видны только эти алые фонарные огни... Андерсон застонал, даже не пытаясь сопротивляться, не ощущая себя, краем сознания понимая, что потом все будет совершенно ужасным. Из горла вырывались хриплые стоны, вверх по позвоночнику проходили сладкие волны, особенно яркие приступы экстаза с внезапностью электрических разрядов пронзали тело, Он развел ноги и внезапно ощутил, что Раду уже стоит над ним на четвереньках... она сама насадила себя на его немалых размеров влажный член, такая тугая и упругая... он с ужасом понял: девчонка девственница.
"Вампир... девочка... девственница... Господи... нельзя... так нельзя... Господи..."
- Можно, падре Андерсон, можно... - хрипло простонала Раду откуда-то сверху.
"Черт... Она читает мысли... неужели она также сильна, как и Он?.. Не думать... не думать!.."
Она засмеялась.
- Святой отец... - Раду плавно двигала бедрами, заставляя его глубже вонзаться в себя, разрывая ее девственную плеву, раздирая себя на клочки, ради него?.. неужели?..
Мозги затуманились давно. Он застонал громче, сжав руками ее узкие бедра, приказывая двигаться в один такт с ним самим, а в голове крутилось всего одно слово: "Вампир".
В душе что-то переворачивалось, каждый раз, когда она называла его священником, святым отцом, падре, настоятелем, иногда Наставником...
Мужчина кончил в нее, и Раду застонала - низко, хрипло, удовлетворенно, словно зверь внутри нее взял верх. Андерсон не мог ее рассмотреть, он только ощутил, как вампиресса изогнула спину и поднялась вверх, обнажив клыки в еще одном стоне, теперь беззвучном... и растворилась в темноте, оставив одежду на стуле. А затем мир для Александра на время прекратил существование, и он отключился.
Утро наступило внезапно, принеся с собой жестокое похмелье, следы спермы на простыне и теле и ужас от содеянного.
"Господи, как я мог??!"
О, если бы это все просто не укладывалось в голове. Нет, гораздо, гораздо хуже. Он вполне понимал, как он мог это сделать. И такой расклад пугал священника.
"Она была вампиром, я должен был расправиться ней безо всякой жалости, а вместо этого, словно бы я не слуга Господу, я взял ее! Пьяным, не сопротивляющимся, я поддался ее чарам. Я предал моего Создателя. Я предал самое себя!"
Голова болела нещадно. Он резко поднялся на кровати, стараясь не смотреть на следы содеянного. На лице застыло выражение глубочайшего омерзения, в первую очередь - к себе.
"Где она?"
Раду Бьют исчезла, словно ее никогда не существовало на этом свете. Не осталось даже пьянящего запаха кладбищенских трав и какого-то легкого шампуня, исходившего от длинных волос. Только остатки ночного безумства и сложенные с пугающей скрупулезностью предметы одежды. Плащ и шляпка. И все. У Андерсона осталось впечатление, что его гнусно обманули.
"Но зачем?.. зачем она это сделала?!"
Ломая голову над этим вопросом, мужчина умылся, отфыркиваясь, и надел очки, отыскав их на полу под кроватью. Одна дужка погнулась.
Мрачнее тучи, он закрыл дико шумящую воду. Эти завывания из крана били по мозгам сильнее отбойного молотка. Затем он отыскал в своем шкафчике чистые брюки и снял со стула рубашку.
Застегнувшись на все пуговицы, дополнил свой внешний вид плащом и покинул свое убежище, погруженный в мрачные думы.
Спустившись в холл, падре потянулся и хотел было идти дальше, в церковь - но тут на него обрушилась весело пищащая и гомонящая орава детей, каждый из которых горел желанием поздравить любимого Наставника с Днем Рождения, о котором он сам уже позабыл.
- Падре Андерсон! Падре Андерсон! Смотрите, это - Вы!
Святой отец ошеломленно пытался не уронить детей и их творения, - Андерсон на бумаге, Андерсон из пластилина, плюшевый Андерсон, Андерсон из глины, вырезанное из дерева распятие, собственноручно сделанная книга с иллюстрациями из жизни приюта... маленькие дети и повзрослее, девочки и мальчики, которым он ночами читал книги, сам ухаживал во время болезни, любящие сердца, в которые он пытался хотя бы так вложить любовь к богу и ненависть к еретикам, хотя бы через себя. Все они обожали его, для каждого он был Кем-то Особенным.
Наконец Андерсон не выдержал и расхохотался, ловя на руки и сажая на плечи своих воспитанников, кого-то обнимая, и стараясь не упустить никого из виду, не обделить вниманием.
- Падре Андерсон, там еще одна девочка! Она сказала, что хочет вас поздравить! - радостно пропищал маленький мальчик... и смех Александра оборвался, словно ему одним движением перерезали глотку.
Она стояла посреди комнаты и смотрела на него. Молча, изучающе, и в то же время - почти со злобой. Одетая в платье с чужого плеча, которое ей совершенно не шло - простенькое, белое, с бледно-розовым пояском. Черные волосы гладко расчесаны, челка скрывает пол-лица. На губах медленно зазмеилась улыбка, страшная, вовсе недетская. И внезапно Александр удивился сам себе - да ведь она же совсем не красивая. Высохшая, как маленькая мумия, бледная, смертельно бледная, чудовищные глаза алеют, как кровавые пятна, за которыми скрыта Тьма. Нос длинный, и рот тоже, тонкий, раздвигающийся в усмешке, так, словно сейчас покажется раздвоенный язык.
- Она сказала, ее зовут раду...
Падре побелел. Значит, эта тварь давно уже с детьми. Что она могла с ними сотворить?.. И словно прочитав в который раз его мысли, она гадко ухмыльнулась.
- Мы тут с ребятами уже почти час играем. Они дали мне одежду и велели ждать Вас, когда Вы проснетесь... я говорила им, что хочу Вас поздравить, святой отец Александр.
Ее глаза прямо говорили с ним.
"Что ты теперь сделаешь? расчленишь меня на глазах у детей? Навсегда повредишь их мир? Превратишься в кровавого монстра? ладно, ребята постарше.. а совсем малыши? им еще рано знать, что такое яд и тридцать серебряников, кинжал и петля. Не находишь, человек?"
Он буквально слышал эти резкие фразы в своей многострадальной голове. Язвительный и злой голос. Детский и в то же время - голос древнего и омерзительного в своей древности существа.
- Я приготовила Вам подарок, святой отец. Я отдам его Вам, но - это секрет. Может быть, в Храме Божьем.
Андерсон молчал, пытаясь понять - это издевка или... тварь дает ему пощаду? Не заставляет убивать себя на глазах у детей?
- Пойдем! - отрезал он, отпустив притихших детей и вставая. - Я жду не дождусь твоего подарка.
Она кивнула и вышла...
Когда Александр вышел следом, дверь часовни закрывалась. Он последовал за девочкой. Или кем она там была?..
- Единожды! - ее голос резанул слух. Она стояла в круге света перед алтарем. И, кажется, хотела еще что-то сказать. Но Андерсон не стал ждать. И сверкнули клинки, со свистом вылетевшие из рукавов плаща, чтобы найти свою жертву и распороть ее тело, движения Паладина оказывались стремительнее чем обычно, хотя казалось, что дальше просто нельзя, беспощаднее и губительнее пела освященная сталь, вся ярость, желание уничтожить, и - отомстить за то, что...
Что он сделал сам.
Это обостряло все чувства разом, пальцы сжимали рукояти мечей.
- Не зря тебя называют танцором с клинками, паладин... - задумчивость не ушла из голоса вампирессы, она сплеталась с его лезвиями в магическом страшном танце, играя со смертью, раздражая его, дразня, выводя из себя. Гибкое стройное тело уворачивалось от ударов, пока наконец...
Он рассвирепел, и последний удар оказался решающим. Один меч слету распорол грудную клетку, отсекая полтела. А второй отрубил голову, из обрубка шеи фонтаном брызнула кровь, в лицо паладину, на каменный пол, на витраж. и Раду просто перестала быть. От нее осталось лишь месиво мяса, крови и костей. И тогда Александр засмеялся.
Сначала тихо, а затем все более счастливо и безумно, оглашая часовню сумасшедшим хохотом, смеясь над собой, над вампиром, над тем, как все оказалос просто, а по вискам катился пот вперемешку с чужой кровью, густой и липкой.
И снова его смех оборвался внезапно.
- Ты правда думаешь, что все вот этим и закончится? - с насмешкой спросила девичья голова на полу. И ухмыльнулась. Александр побледнел.
- Ты.. ты...
- Ну? - она восстанавливалась, очертания тела были пока еще зыбкими, голос стал много ниже, волосы черной паутиной обрамляли узкое белое лицо с окровавленными клыками.
- Ты истинный вампир? Ты сильна так же, как и...
- Хочешь сказать, как...
Темная фигура на фоне стены отделилась от нее, шагнув вперед. А затем кулак ударил в красивый витраж с ангелом и осколки со звоном рассыпались по полу, пропуская волну яркого света и порыв ветра. И ветер радостно завел игру с красной лентой на шее того, кто ничем не был похож на маленькую девочку, которую он вчера вечером подобрал на улице.
Из горла вырвался хриплый, полный осознания собственной ошибки вопль.
- АЛУКАРД!!!
Андерсон бросился на вампира, проткнув ему шею. Не успевший увернуться Алукард застонал от боли и резко подался назад, заново вписываясь в их смертельный танец. Высший был безоружен, или же Кассул и Шакал не спешили показываться на свет божий. Но Александру было все равно. Безоружный? Тем лучше! Он убьет его, как собаку, эту мразь, этого ублюдка...
- Иуда!
- Протестантский пес!..
- Где ты позабыл петлю? Она тебе понадобится... - Алукард отскочил в сторону.
- Только чтобы придушить тебя - смерть в самый раз для отступника и мерзавца! - Александр с рычанием кинулся в атаку.
- Скорее ты лопнешь от натуги, пытаясь справиться со мной, идиот! Папский прихвостень!
- Заткнись, мразь...- паладин тяжело дышал, из горла рвалось сдавленное рычание.
- Перестань, Андерсон! - неожиданно заорал Алукард, подаваясь вперед и хватая Александра за грудки, лицо его исказила злоба, глаза сузились, полыхая уничтожающим огнем, в них словно плескались реки крови. Из зрачков струился безысходный мрак.
Александр среагировал сразу, вонзив в спину вампира металлические когти. Рот искривила сумасшедшая улыбка. Изумрудные глаза метали молнии, пальцы крепко держали клинок. Алукард зашипел, как рассерженная кошка.
- Прекрати!
- С чего бы это? - и висок Высшего пронзила еще одна раскаленная святостью игла.
- Ты... ты... ты не понимаешь. что это было не просто так? - прохрипел Истинный, не разжимая пальцев, сомкнутых на воротнике сутаны-плаща священника.
- Конечно понимаю, - безумная усмешка не покидала лица падре. - Ты решил поразвлечься, не так ли? Решил растоптать меня, заставить поверить в то, что Бог оставил меня, а точнее, я сам его предал! А ты забыл, кто я, протестантская тварь?!
- Кто... ты? - тихо шепнул ему Вампир, со злостью и чем-то похожим на затаенную боль глядя на священнослужителя. - Кто же ты? Говори. Я слушаю.
- Я - Иуда Искариот, недалекий мой враг. Я предатель, которого ждет Ад. Но прежде чем туда отправиться, я уничтожу тебя, шавка Хеллсинга, Contra Mundi, Великий Вампир Алукард, отвратительное отродье Сатаны.
И он впился зубами в горло кровопийцы.
Алукард застонал, потом захрипел. Потом закричал - злобно, горько, протяжно завыл, и отшвырнул от себя священника, ударяя его спиной об алтарь. Андерсон вскочил почти сразу и приготовился кинуться вновь... но перед ним уже никого не было. А из темноты под потолком над выходом звучал ненавистный голос.
- Ты глуп, священник. Ты чересчур высокого о себе мнения. Кого ты больше любишь? Себя, предателя, или своего Бога? Кто ты, ты думаешь, ты знаешь? Кто же ты в большей степени - слуга Божий, или враг мой? Александр Андерсон, паладин католической церкви, считаешь, я пришел сюда, чтобы потешить свою мертвую плоть? Ты дурак, идиот. Я давно мертв, так давно, что тебе и не снилось, и все что было во мне человеческого - умерло в последний день моей жизни, перешедшей в не-жизнь. Я, преданный служению человеку, не сумевший обрести ни вечного забвения, ни прощения, которое никогда не было мне нужно, оставшийся в этой странной форме, залитый в нее, как расплавленный сахар, проклятый и не сумевший стать сильнее, я - слабое чудовище, не сумевшее остаться человеком, я, добровольно отрекшийся от себя, ставший повелителем тварей подземного мира, вместилищем древних богов - я буду приходить к тебе ради ночи совокупления, что вы, люди, зовете любовью?.. Нет.
- Тогда зачем?!! - завопил падре, стискивая клинок обеими руками и бросаясь на Высшего, который материализовался в нескольких метрах от него возле стены. - ЗАЧЕМ?!!
Клинок ударился о камень.
- Никогда ничего тебе не объясняет. Не так ли? Тебе приходится до всего доходить самому. Не следует ли из этого, что большая часть твоих выводов ошибочна?
- Что ты хочешь сказать этим?
- Бог тоже иногда ошибается. Мы с тобой - пример тому... Александр. Я пришел, чтобы поздравить тебя с Днем Рождения.
- Что за?.. - он замер в полуметре от Высшего, стоящего теперь у противоположной стены. Мрак скрывал лицо врага. Темные волосы Алукарда ниспадали на плечи. - Откуда тебе знать...
- Ты думал об этом, когда мы сражались, Андерсон. Я принес тебе подарок.
- Ты издеваешься надо мной? - паладин сделал шаг назад и поднял меч. - Дьявольский сын!
- Думай что хочешь. Вот, возьми.
И Истинный протянул Александру какой-то листок.
- Я ничего не приму из рук нечисти! - выплюнул тот.
- Тогда вот, - пожал плечами Алукард, бросая листок на пол. - Мне пора.
- Стой... остановись!.. - но Истинного уже не было рядом, он просто исчез, растворившись в стене. Андерсон в ярости вонзил клинок в камень... и опустил глаза, увидев, что он пришпилил лист к полу. Помимо собственной воли, святой отец резко выдернул меч и отбросил, подняв сложенную вчетверо бумажку, исписанную косым неровным почерком рукой Вампира. И начал читать.

До скорого, молчала тишина,
До скорого – шептали тихо травы,
До скорого, кровавая луна,
До скорого – не избежать расправы.

До скорого – баюкать колыбель,
В которой мертвым сном уснул младенец.
До скорого, ужасная метель,
До скорого, бездомный песнопевец.

До жадного, бескровный мой судья,
До страждущего пламени в улыбке,
До жаркого, палящего огня,
До жадного, горчащий мой и гибкий.

До мертвого, пустынна колея.
До мертвого, она от века свята.
Дорога, где поляжем ты и я.
До мертвого, там снова все ребята…

До темного, безумец и палач.
До темного, чудовищные нервы.
До темного, где вой стоит и плач,
Где падальщики кружатся над стервой…

До алого, моя шальная Цель.
До рдяного, где льется кровь так гордо.
До алого, там брызгает капель.
До красного разорванного горла.

До скорого, ведь все вернется в прах,
До скорого, надеюсь, что увижу.
До скорого, а света нет в глазах…
Я смерть лелеял. Нынче - ненавижу.

- Почему... почему он пишет так, словно меня нет в живых? - хрипло спросил Александр у тишины, давящей и безмолвной. - Алукард...
Падре поднял голову и посмотрел в сторону открытой двери, откуда проникал солнечный свет, лучи перекрещивались с потоком света из разбитого окна, а на пересечении этих двух дорог стоял сам паладин.
"Я не понимаю одного..." - думал он, не замечая, как мнется лист в его пальцах. - "Зачем он стал девушкой?.."
И в его голове прозвучал ответ, заставивший вздрогнуть всем телом.
"Может быть, в следующий раз я приду к тебе собой. Александр Андерсон."
- Алукард...